Я всю жизнь жутко боялся смерти, когда думал о ней. Первые осмысленные размышления на эту тему посетили меня достаточно, наверное, поздно, лет в шестнадцать, и мысль о том, что моё пребывание в этом прекрасном мире когда то закончится, приводило меня в неистовство. Но мало было мне мучений, и я копал куда глубже, до самого, так сказать, эсхатологического дна, и жизнь среди сгорающих вселенных так и вовсе казалась мне лишённой смысла.
То было отрочество, всегда и всем памятное какими нибудь, да муками, от «я толстый и страшный» и до моих «мы все погибнем». А лет через двадцать, когда личная жизнь совсем расстроилась, я снова начал частенько думать о смерти, как раз тогда и написал эту статью о сгорающих вселенных, не верится, неужели я был таким нытиком? Но потом в жизни всё стало куда лучше, я как то подуспокоился, и уже на пятом десятке практически перестал думать о том, что уже всё ближе и ближе.
Теперь на носу уже шестой десяток, во время подготовки к недавней встрече одноклассников мы уже многих не досчитались, слава богу хоть, что не могу сказать то же самое о тех, кто ещё дороже — друзьях и родных, почти все живы здоровы. Но даже если и так, то когда тебе под полтос — ты уже в группе риска и можешь завтра попросту не проснуться.
Мало того, возможно в скором времени добрые люди упекут меня за решётку, и что там со мной может случиться, тоже одному богу известно. Словом, сейчас печалиться и бояться смерти поводов гораздо больше, нежели те же десять лет назад.
Но именно сейчас меня почему то всё меньше и меньше тревожит этот вопрос. Несмотря на то, сколько сейчас на меня навалилось, ныне я люблю жизнь ещё больше, чем когда десять лет назад регулярно предавался унынию, и в планах — ха, наивное насекомое! — если позволит здоровье, прожить ещё хотя бы лет пятнадцать активной жизни. А это не так мало, половина той жизни, что уже за плечами, ибо я считаю, что по факту прожил лет тридцать, ведь то, что было со мной до того момента, как я начал задумываться о старухе с косой, то есть первые лет пятнадцать, они для меня сплошной туман, о котором я имею представление лишь по моим чёрно белым фотографиям и каким то смутным воспоминаниям.
Но в любом случае так рассуждать легко, пока ресурсы организмы не выработаны, и при удачном стечении обстоятельств можно ещё и не пятнадцать, а все тридцать лет отжечь по полной. Наверное, совсем другое дело, когда тебе за семьдесят и шансов не проснуться всё больше, но и в этой возрастной категории я тоже знаю таких, что с шилом в заднице, так что… пусть сгорающие вселенные более меня не потревожат!
Да и проблем сейчас столько нужно решить, что даже думать о беззубой нет времени, а ещё сбывается мечта, которая со мной всю мою сознательную жизнь — готовим с одноклассниками танцевальный номер к осенней встрече со «штрафниками», то есть с теми, кто не смог присутствовать на июньском праздновании тридцатилетнего юбилея выпуска из школы. А я таки всегда мечтал научиться танцевать, и вот, мечты сбываются!
И опять же, спасибо себе, любимому за то, что пнул одноклассников, труды возвращаются благом: танцы это ещё не всё, насмотревшись на одноклассниц велосипедисток, объезжающих за выходные по три губернии, снял со стены велосипед, висевший на ней 13 лет, а другой одноклассник, заскочивший в гости, починил его мне, и вот я снова на нём гоняю! А самое главное — за последние три месяца я просто купаюсь в море позитива от общения с одноклассниками, давно уже надо было всех собрать.
Нет, о костлявой точно нет ни времени ни желания думать. Как было хорошо сказано товарищем Эпикуром, пока ты жив, её нет, а когда она придёт — тебя уже не будет. Порою я любопытства ради пытаюсь вывести самого себя на эмоции и делаю то, что делал в отрочестве — представляю, каково это будет, уйти в небытие. Но мне почему то больше не страшно. Да будет у меня отныне так всегда!
