Всё таки индейцы были грамотными чуваками. Это я по поводу капсул с благовониями, которые они открывали и занюхивали в дни великих событий, типа рождения первенца и тому подобных, дабы ассоциировать эти самые события в будущем с тем или иным запахом. Иногда я тоже ощущаю себя таким индейцем.
В декабре 1989-го прибыл я для службы ВС СССР в славный город Байрам-Али Туркменской ССР. У нас была отличная солдатская столовая, современная, с хорошим оборудованием, но на тот момент из-за взорвавшихся паровых котлов, уж не знаю почему они взорвались, солдатский харч готовился в полевых кухнях. Такие показывают в фильмах про войну, цистерна с печкой на колёсах. Печка топится обычными дровами, у нас даже наряд такой был, рубить дрова для печки. Продлилась такая готовка недолго, котлы быстро починили, но запах дров, прогорающих в печках полевых кухонь, засел навсегда в моём… моей… короче, где то он засел.
Не знаю, чем он так отличен от запаха обычного костра, возможно, к нему примешивался запах горящей краски, в которую были выкрашены полевые кухни, либо дрова были из какой то особой породы дерева, с растительностью, знамо дело, посреди песков негусто. Но иногда, о-о-очень редко, я чувствую этот запах. Помню, что однажды унюхал его на каком то из московских рынков, и замер, наслаждаясь воспрянувшими в памяти воспоминаниями и ассоциациями…
А ещё у нас был автомобиль марки «Урал». Бортовой грузовик. На нём развозили по постам новую смену и забирали старую — я прослужил год в бригаде охраны, как говорят военные, «через день на ремень», что означает график службы, сутки таскаешь на плече АКМ на ремне, сутки отдыхаешь в расположении части. Охраняли мы ядерную базу, но это отдельная история.
Так вот, у любого «Урала» совершенно ни с чем не сравнимый звук работающего мотора, такой урчащий, что ли. Периметр вокруг охраняемой территории был достаточно длинным, и пешая смена караула подчас могла длиться целый час, да и на машине не быстро получалось, особенно в дожди и бездорожье. Но ночью звук заводящегося мотора нашей караульной машины был даже на таком расстоянии очень хорошо слышен.
И с первых же секунд работы двигателя на всех постах народ вздыхал с облегчением: «смена…» Полусонное ночное состояние менялось на внутреннее напряжение, поскольку каждая смена караула была тогда серьёзным испытанием, по крайней мере для меня, 18-ти летнего мальчишки. Нужно было без запинки провести диалог с разводящим, помню его до сих пор, хоть ночью разбуди:
— Стой, кто идёт?
— Разводящий!
— Разводящий ко мне, остальные на месте!
— Стой, осветить лицо!
— Продолжить движение!
Затем нужно было сдать пост, разрядить АКМ, всякое случалось, вплоть до случайной стрельбы, а это всегда было чревато грандиозным скандалом. Но и обычная ошибка, такая, как перепутанные слова, всегда заканчивалась воспитательными мерами, после того, как ты оставался наедине со старослужащими и в отсутствие офицеров.
Меры были простые — раздача пи***лей. Поэтому чем ближе подъезжал «Урал» и чем громче становился звук его мотора — тем больше дрожали коленки. И только когда я оказывался в кузове, и мы трогались к следующему посту, только тогда я вздыхал с облегчением.
В Москве «Уралов» уже днём с огнём не сыщешь, разве только в войсковых частях, но первые годы после армии, когда они всё таки попадались мне на улицах, я безошибочно узнавал этот урчащий звук и как то внутренне собирался, видимо, готовился к сдаче поста…
3 комментария
Обсуждение закрыто.