«Это же Дубов!»

Я всё забываю похвалиться — я ведь теперь самый что ни на есть настоящий уголовник, осужденный по самой что ни на есть настоящей статье Уголовного Кодекса. Не видать теперь моим детям ни работы, ни учёбы в приличных заведениях, ни поездок в некоторые страны — везде надо заполнять в анкетах графу «наличие судимостей у родственников», а тут отец уголовник, всё, клеймо на всю жизнь.

Как сказала мне инспектор службы исполнения наказаний, он же УФСИН, «не очень умную вы, Сергей Евгеньевич, мать своим детям выбрали, вам она может этой судимостью и насолила, но вы сами виноваты, а вашим ни в чём не повинным детям она куда хуже сделала». Над первой частью высказывания насчёт ума я бы поспорил, а со второй не поспоришь, если в человеке слепая злоба доминирует над здравым смыслом, то да, расплачиваться, увы, всегда приходится детям, начиная с разрушенной психики и кончая тем, что у моих. И таких примеров даже лично я знаю десятки.

Это, как всегда лирический пролог. Пока что меня не посадили, ограничились восемью месяцами исправительных работ, которые как оказалось можно проходить по месту работы. Но трудоустраивать уголовника с огромным долгом у судебных приставов никто желанием не горит, и спустя несколько месяцев после оглашения приговора притопал я сдаваться в УФСИН, дабы поставить новую веху в моей трудовой биографии и освоить прекрасную профессию дворника или маляра.

Начальник, а точнее начальница УФСИН была вне себя, и выразила крайнее неудовольствие тем, что я не принёс нужные ей документы.

— Сергей Евгеньевич, вы что думаете, я вас вот так вот запросто сейчас взяла и отправила заборы красить?! Да у меня таких, как вы — очередь стоит больше, чем в отделе кадров Газпрома! Куда мне вас всех девать прикажете?

— Встаньте, пожалуйста.

— Чтооо?!, — глаза у моей визави вовсе округляются и я чувствую, что ещё немного, и меня выведут отсюда в наручниках, но мне почему жутко то смешно, и я отвечаю:

— Мне ваш стул нужен, у вас занавеска оборвалась.

В растерянности моя оппонентка подчиняется, я разуваюсь, залезаю со стула на подоконник и возвращаю слетевшую с прищепок занавеску на место.

— Видите, какой я хозяйственный! Давайте я у вас тут работать буду, полы буду вам мыть, вон у вас посуда тоже немытая, я и посуду люблю мыть!

По глазам вижу, что такой поворот событий вызвал у собеседницы приступ смеха, но как говорят французы, положение обязывает, и она отвечает голосом, в который вкладывает строгости по максимуму:

— А платить я вам буду из своего кармана?

— Нет, я вам буду денег давать, вы с них будете забирать десять процентов по приговору суда, а остальное мне отдавать!

Весь диалог проходит на позитивной дубовой ноте, и видимо отвыкшая от позитива на работе начальница службы уже на грани взрыва хохота, но тут приходит спасение в лице инспектора, который по сей момент была в соседнем кабинете и видимо решила, что прессовать меня надо уже вдвоём.

— А что вы тут стоите, улыбаетесь? Вам сильно смешно, да?

— Очень! Что мне ещё делать остаётся? Только улыбаться, и вообще, смех продлевает жизнь, я вот собираюсь до восьмидесяти минимум прожить!

— Я не знаю, что вы там собираетесь, — на повышенных тонах отвечает инспектор, — а я вот собираюсь сейчас потребовать от вас письменный отказ от исправительных работ, и мы тогда к вашему сроку ещё столько же припаяем, и уже не дворы подметать, а лес валить будете в колонии поселении!

Даже в устах хрупкой дамы звучит это действительно очень грозно и убедительно, в умении прессовать даже люмпенов и маргиналов людям не откажешь, но мне становится ещё смешнее.

— Давайте бумагу и ручку!, — смеюсь я, — девочки, для вас любой каприз!

— Нет, ну это вообще.., — разводит руками инспектор, — вы вообще ничего не боитесь что ли?

— Да как же не боюсь, вот таких красивых женщин, да ещё и в форме — очень боюсь!

— Так, Сергей Евгеньевич!, — снова берёт инициативу в свои руки старший по званию, — у нас серьёзное заведение, а вы нам тут балаган устроили! Подите прочь, и чтобы в ближайшие дни принесли нам все нужные документы с места работы, иначе вы слышали, что будет, уедете на поезде Москва-Иркутск минимум на год! Вам всё ясно?!

— Так точно!, — ответствую я и пячусь задом к двери, — слушаю и повинуюсь, чмоки-чмоки!, — выхожу, притворяю за собой массивную железную дверь, и слышу за ней взрыв хохота, девочки наконец то дали волю чувствам.

Спустя несколько дней я привожу в УФСИН искомый пакет документов, вполне себе адекватно, уже на обоюдном позитиве общаюсь с моей, так сказать, надзирательницей, и тут в кабинет заходит тот самый инспектор, предлагавшая мне написать отказ от исправительных работ.

— Здравствуйте!, — короткий пронизывающий взгляд, и это уже не мне:

— А чего это он опять сидит тут, улыбается?

— Что?, — поднимая глаза от кипы бесконечных бумаг, переспрашивает моя «надзирательница», и сообразив, о чём речь, протяжно и снисходительно отвечает, — а-а-а, так это ж Ду-у-убов.., — и тут уже не выдерживаю и начинаю смеяться я. Сколько раз и от кого только не слышал я сказанное с такой же интонацией — «это ж Ду-у-убов!».

На этом моё общение с УФСИНом не заканчивается, а совсем напротив, приходится ещё побегать по инстанциям за разными бумажками, нелёгкое это дело, быть уголовником, тут уж и работать особо некогда. В очередной визит, пришедшийся на вечер пятницы, ещё на пороге меня опознаёт уже третий инспектор, доселе со мной не общавшийся, и кричит в сторону кабинета начальника:

— Дубов приехал!, — и бодренько так говорит уже тем, кто рядом с нами:

— Сейчас будет нам после всех этих придурков настроение поднимать!

Ну вот, я уже и в УФСИНе практически легенда, и как всегда первый клоун на деревне. А я что, я только за, хоть в УФСИНе, хоть на зоне. Если кто то лишний раз улыбнулся — мне за радость.

1 Комментарий

Обсуждение закрыто.

Яндекс.Метрика