Должен признаться в моей тайной страсти. Я обожаю Трофима. А ведь этого автора называют легендой шансона.
Бог мой! Найдите кого-то на нашей эстраде, кто так срифмует слова «лето», «конфета» и «штиблеты». Если такой финт будет исполнен господами, пишущими для Кати Леля и Ирины Салтыковой, то нам будет обеспечено очередное тошнотворное… даже не знаю, как назвать, «творение» больно гордо.
Когда-то я торговал в Лужниках. Старых, добрых Лужниках, на которых столько народу «поднялось». Вернее, я не торговал, а возил друга на его же машине за его ГСМ, ну чем не синекура, особливо учитывая тот факт, что при удобном случае своего работодателя можно было послать на три буквы прямо в лицо. Вставал в четыре утра, дома был в пять вечера, и оставшуюся часть дня ходил в полусне, это была жесть. За два года секс был один раз. Лужники высасывали из людей всё, все желания. Кроме как накосить бабла. Впрочем, это лирика. А далее — бескопромиссная правда жизни.
Ехал я как-то в преддверии Нового года домой. На работе были соответствующие посиделки, и ехал я навеселе. Помню, как возле кинотеатра «Киргизия» нарвал еловых веток и был очень горд собой, купил перед посадкой в автобус пивка, дабы залакировать, как положено добропорядочному россиянину, и более ничего не помню. Ну, то бишь, качественно отлакировал.
Шесть часов назад я снова стал папой. В предвкушении таинства деторождения приготовил фотоаппарат, видеокамеру, и с замирающим сердцем повёз корчащуюся жену в роддом. Из приёмного отделения её немедленно укатили в родильное отделение, мне вручили робу медбрата, рукава до локтя, портки до колена; я переоделся и, словно сошедший со страниц бессмертного «Золотого телёнка», хотел было направить стопы вслед за каталкой, уехавшей несколькими минутами раньше, но тут ко мне зашел белоснежный доктор.
Всю мою молодость я знал о его существовании, но знал лишь из нетленного «Золотого телёнка», помните диалог в поезде:
— А у вас в Советском Союзе есть еврейский вопрос?
— Нет
— Как это нет?
