Иду по поселку, нагоняю троицу: бабушка, мама и девочка лет двух. Девочка, видимо, не хочет идти вперед и плетется позади старших. Чуть обгоняю семейство и слышу голос бабушки:
— Дяденька, не желаете забрать непослушную девочку?
Я немедленно разворачиваюсь и изучающе смотрю на девочку. Та застывает на месте, как кролик, пригвожденный взглядом удава, и глаза ее начинают наполняться ужасом.
— Непослууушную?, — с легкой угрозой изрекаю я, направляясь к девочке, — а давайте!
С тех пор, как Василиса научилась говорить, она всегда поражала меня своей недетской мудростью и рассудительностью. Сегодня мы гуляли по Александровскому Саду, она долго молча наблюдала за мной, слушала, и наконец выдала:
Жестокая она все таки, эта самая жизнь. Может, к примеру, поставить перед выбором, синица в руках или журавль в небе: женщина, с которой связывает очень многое, и казалось бы, надо жить с ней дальше, или другая, с которой гораздо больше общего, которая куда ближе тебе во всем, но что тогда делать с первой?
Однажды и меня жизнь поставила перед таким выбором. Женщина, к которой я вернулся, и с которой мы в итоге все таки расстались, и женщина, которую до сих пор нежно люблю, но ей посчастливилось не остаться со мной.
Год назад, или даже больше, полтора, на дворе была глубокая зима, я стал свидетелем телефонного разговора моего старшего отпрыска с матерью. Суть не помню, но она высказывала обеспокоенность чем то. Савва лениво отбрехивался, «ой, мам… мам, ну хватит, а?», и к концу разговора начал уже слегка дерзить.
Разговор еще не закончился, а я уже знал, что хочу сказать сыну. Нужен был только подходящий случай для наглядности, и он тут же мне представился.
Все когда то кончается, кончилась и еще одна эпоха в моей жизни, дачная эпоха. Шесть лет мы ездили сюда, шесть дачных сезонов провели в нашей скромной халупе, но теперь, когда не стало отца, мать уже не хочет сюда приезжать, и сегодня мы здесь, чтобы забрать в Москву наш нехитрый скарб.
