Почти год назад под впечатлением от смерти одноклассника я написал одноимённую статью:
сейчас, когда некоторые из наших, пошедших в школу в восемь лет, разменяют уже сорок восьмой год, понимаешь, что вот оно, началось, и теперь каждый новый год будет выкашивать наши ряды
Статья оказалась пророческой, что, разумеется неудивительно.
Есть такой вроде как подтвержденный исследованиями психологов что ли, или кого там, эффект ускорения времени с возрастом человека: в молодости, когда этот мир еще не познан, когда всё впервые, время… ну, время и время, просто идёт, с чем тут сравнивать, когда по другому ещё не было. А после тридцати, и уж тем паче после сорока (боюсь даже представить, как оно будет дальше) года начинают пролетать с ужасающей скоростью.
За скоростью своего времени я начал замечать эту особенность на рубеже пятого десятка, особенно отчетливо ощущаю её, когда поздравляю кого нибудь с днем рождения, и особливо в соцсетях: начинаешь писать осанну имениннику, смотришь на последнее поздравление годовалой давности, а оно как вчера писано. И в такие моменты реально становится жутко, вот так ведь годы щёлк, щёлк, щёлк и всё, оглянуться не успел добро пожаловать в небытие.
Две недели назад умер мой одноклассник. Человек, которого я знал почти сорок лет, которого каждый день видел в школе, а во дворе, покуда мы были ещё мальцами, вместе «гоняли собак», как выражался мой батя. Не скажу, что мы были закадычными друзьями, но Мишка в силу вышенаписанного — часть моей жизни, и узнать, что часть твоей жизни у тебя отобрали, было несколько болезненно.
Когда больше двадцати лет назад от рака умер первый из наших четырёх классов 71-го года рождения, это было страшно, непонятно и дико. Когда десять лет назад, также, как и Мишка, просто не проснулась наша одноклассница — это тоже была не сказать, что вполне ожидаемая новость. Но сейчас, когда некоторые из наших, пошедших в школу в восемь лет, разменяют уже сорок восьмой год, понимаешь, что вот оно, началось, и теперь каждый новый год будет выкашивать наши ряды.
Вспомнилось, был в январе на дне рождения, подарил бутылку водки. По моему, отличный подарок, я бы такому очень обрадовался. Есть, правда, нюанс, имениннице исполнилось три года, и мой подарок спровоцировал бурные дебаты. Но речь не о них, просто в связи с этим мне опять же вспомнилась еще одна забавная семейная история.
Когда моему младшему, Илье, было чуть больше двух лет, поехали мы с ним и его сестричкой на дачу к моим родителям. Вечером, как положено, «шашлычок под коньячок», не в Сочи, правда, как поется у Трофима, а в Туле, но для меня наша дача была дороже всех самых красивых курортов мира.
Я всегда не любил лето с его жарой и комарами-мухами, и когда 20 декабря 1989 года прибывший за нами на сборный пункт в Железнодорожном майор Юрков объявил нашей команде, что завтра мы вылетаем из Домодедово в Краснознаменный Туркестанский Военный Округ, я тяжело вздохнул.
Через сутки я позвонил родителям из аэропорта и сообщил им приятную новость, о том, что место моей будущей службы — город Байрам-Али, неподалеку от тогда еще по советски именуемому райцентром, города Мары, и буду служить в Ракетных Войсках Стратегического Назначения. Батя со свойственной ему казарменной выразительностью сразу же продекламировал:
