Вот еще песенка, которую иногда по полночи слушаю:
Впрочем, и сейчас раз десятый уже звучит она в моих колонках.
Не знаю, почему. В каком то смысле, это реквием моей молодости… Хотя во времена оны я гораздо чаще слушал «Босоногого мальчика» и «Хоп, хей, ла-ла-лей», под которые пятнадцать лет назад так лихо отплясывал на наших больших дружных пьянках, босиком, с распущенными волосами и в расхристанной рубахе, примерно вот так:
Десять лет назад, а может и того меньше, в бытность мою работником славного ИИСа, поднимался я на эскалаторе из под земли на станцию Серпуховская, и был сражен наповал копной шикарных рыжих волос (да-с, рыжие — моя слабость), обладательница которых стояла на том же эскалаторе выше меня на пару ступенек. Моя… как бы это так сказать, антивизави, что то читала; я заглянул в книгу, сразу понял, что именно она читает, и повод для знакомства был уже у меня в руках, или, скорее, на губах. Девушка была юна, как раз что то около того возраста, что и главному герою книги, и, поднявшись на ступеньку выше, но, стоя все так же позади нее, я спросил:
— У тебя есть что нибудь общее с жизненной позицией Холдена Колфилда?
Вспомнилось мне, как моя благоверная училась управлять автомобилем. До того момента я принимал участие в дорожном движении как водитель, и у меня было свое представление об остальных участниках и о самом движении. Теперь же я оказался на пассажирском сидении рядом с водителем-женщиной, первое время я на всякий случай ездил с Майкой по утрам до ее конторы, а по вечерам до дома. И тут я увидел происходящее на дорогах совсем с другой стороны.
Эта запись родилась в недрах другой, посвященной моим отношениям со старшим сыном.
Мои родители всегда любили меня молча, заботясь обо мне и не вызывая меня на откровенность и не пытаясь меня ничему в жизни учить, в плане человеческих отношений. Даже сейчас они так и не научились толком целоваться со мной при встрече и на прощание, и у меня каждый раз наворачиваются слезы на глаза, когда они неумело подставляют под мои губы то ли щеки, то ли губы, то ли нос, при этом не зная, куда им девать руки.
Самым ярким впечатлением отрочества навсегда остался поход в баню. Отец тогда, видимо, решил, что пришло время поговорить со мной по мужски, повернулся ко мне лицом, оголил свой агрегат (а мне и оголять то нечего было, я с детства обрезанный), и сказал мне:
УзнаЮ, узнаЮ в сынуле нашу дубовскую кровь. Вчера на вечерней детской дискотеке подошел к самой фигуристой даме и полез к ней под юбку. А юбочка то, кстати, была безумно любимого мною белого цвета! Будем надеяться, что это хорошее начало говорит о том, что моего сына не ждет судьба и ориентация московского стилиста-визажиста.
